«Преисполненное безысходностью бытие, переполняя нас жаждой выяснения причин, часто вынуждало нас задуматься. И более всего потому, что нигде доселе не встречалось такое самовлюбленное в своей высокомерной дерзости смешение мыслей, такое нежелание отличить ложь от правды и добро от зла, как среди нас. И это нетрудно понять: Нигде любая, но ставшая публичной под именем и за подписью научности и либеральности глупость, не находит в почве столь глубокую борозду невежественности для своего укоренения, как у нас, – там, где ум и сердце человека и по сей день питаются чужими объедками без всякой меры. Если у нас где-то пройдет слух, что некто Алия помер, то никто не удосужиться спросить – а правда ли это, а если и правда – то кто же из этого множества Алии помер. Достаточно лишь уловить краем уха «да» или «нет», и дело кончено: любая смехотворная глупость будет высказана вслух без всякого расследования, без предъявления каких-либо доказательств. Особенно если шепнуть в ухо, что это, мол, последнее слово науки, новое учение, новое направление и несомненный признак либеральности».
Илья Чавчавадзе, «Неприятие среди нас».
Когда кто-нибудь начинал мне всерьез доказывать, что эта власть стремится (или хоть когда-то стремилась) к утверждению в обществе либеральных ценностей и к построению демократического государства европейского типа, то я некоторое время воспринимал это как попытку оскорбить мой интеллект. Позднее, однако, я понял, что в таких случаях я зачастую имел дело не с демагогией, а с довольно своеобразным пониманием либерализма.
Бесчеловечный либерализм, или либерализм без человека
Либерализм – все равно, правый или левый – является тем течением, которое провозглашает свободу личности своей главнейшей ценностью. Либералом же является тот человек, который этим принципом руководствуется, то есть ставит свободу личности выше остальных земных благ. Честь и достоинство личности, ее права и свободы – вот главный стержень либерализма как системы ценностей. Всё же остальное лишь детали и аксессуары. Некоторые более важные, некоторые – менее, но ни одна из них не может «работать» вне этого стержня.
Да, все это бесспорно так, но очень многие люди из тех, кто идентифицируют себя с либеральными ценностями, как правило, не замечают именно этого стержня и всю систему либеральных ценностей сводят именно к указанным деталям и аксессуарам. А вот то основное, что заставляет эти детали и аксессуары работать, фактически остается вне поля их зрения и изгоняется ими прочь из системы.
Такой вот либерал всерьез обеспокоен тем, что люди не берут в автобусе билет за проезд, но если участника протестного митинга переодетые полицейские встретят и изобьют в собственном подъезде, то это его обеспокоит куда меньше. Такой либерал возмущается тем, что некий бандит ходит под анафорой, но его отнюдь не волнует факт наличия не меньшего бандита в парламенте и т.д. Даже в столь известном случае, как «Дело Гиргвлиани», некоторых либералов в большей степени раздражают апелляции оппозиции к данному факту, чем сам этот факт.
Вроде бы это ненормально, но, увы, является реальностью.
А реальностью это стало оттого, что в системе ценностей подобного либерала центральной фигурой является не личность, а некая общая конструкция – например, секулярность или дискредитация т.н. «воровских понятий». А ведь такие конструкции вне контекста прав и свобод конкретной личности, ее чести и достоинства, в большей мере представляют собой лишь ценностный суррогат. Он не «настоящий». Либерализм без человека вообще не является либерализмом.
Дабы не бросать просто слова на ветер, для иллюстрации я предложу вам здесь фрагмент из статьи видного представителя наших государственных либералов, ректора университета Ильи Гиги Тевзадзе (газ. «24 саати» (24 часа). 14 января 2008 г.).
«В Грузии немалое количество представителей среднего слоя – ядро которого составляют интеллектуалы, – выступает против Саакашвили. Причина тому проста – во время революции роз они не ожидали от Саакашвили ни экономического чуда, ни создания реальных систем безопасности в стране, ни чистку системы образования от коррупции и ни укрепления обороноспособности. Они ожидали появления доброго и искреннего президента, который уделял бы все свое время защите прав человека и выслушивал бы по этому поводу различные мнения. Но чуда, которого так ждали грузинские интеллектуалы, не произошло: мы получили не доброго и заботливого президента – т.н. полного антипода Шеварднадзе, а совершенно иную власть, опыта жизни при которой у нас не было, и которая более всего оказалось похожей на настоящую власть – даже с учетом тех ошибок и нарушений, которые проводящая реформы власть допускает. В этом процессе не всегда удается соблюсти права человека».
Оставим в стороне вопрос о том, насколько обеспечила власть Саакашвили «экономическое чудо» или безопасность страны. Но пусть тот, кто скажет, что вышеприведенные строчки написаны либералом, первым бросит в меня камень. Во-первых, совершенно не ясно, почему в процессе «создания реальных систем безопасности в стране, чистки системы образования от коррупции и укрепления обороноспособности» не должны соблюдаться права человека, и вообще – какая может быть связь между первым, вторым или третьим и либеральными ценностями и демократией? Очевидно, что абсолютно никакой! Подобные аргументы в пользу власти может приводить лишь сторонник авторитаризма, но никак не либерал и не демократ. И все же этот человек и по сей день считается либералом – и не только среди сторонников власти.
Гиги Тевзадзе в данном случае отнюдь не исключение. Таких много. Но в данном случае более интересно не отношение автора, а отношение читателя. По какой все же причине сочла хотя бы какая-то часть грузинского общества подобные действия шагом в сторону утверждения либеральных ценностей и европейской демократии? Неужели так уж трудно было заметить, что как раз в этом направлении никакие (никакие!) действия вообще не осуществлялись? Неужели так уж трудно было понять, что подчинение судов, контроль над медиа и рэкетирование бизнеса может привести лишь к совершенно противоположным результатам? Ответ на эти будто бы риторические вопросы довольно парадоксален: да!
У истоков
Да, было трудно, так как утвердившееся в Грузии понимание либерализма и либеральных ценностей совершенно не подразумевало соблюдение человеческих прав, свободы медиа или независимости суда. Утверждение столь «бесчеловечного либерализма» произошло не оттого, что адепты грузинского либерализма были такими уж безграмотными и умственно ограниченными глупцами. Вовсе нет. Просто в очередной раз проявились характерные для грузинского общества поверхностность и легковесность. Когда вместо идентификации и осмысления проблемы какой-нибудь один клише-стереотип заменяется на противоположный ему конструкт.
Здесь я намеренно избегаю детальных рассуждений о том, каким образом и в каких исторических условиях утверждалось у нас либеральное мировоззрение, на какие традиции и наследство оно опиралось. Это увело бы нас слишком далеко в сторону. Скажу только, что в реальности либеральный дискурс возник в грузинском обществе в лоне антизвиадизма, то есть в качестве своеобразной реакции на мифопоэтический национализм, принявший во время правления Звиада Гамсахурдиа очень радикальный характер и фактически возведенный в ранг официальной доктрины.
Период Гамсахурдиа вообще превратился в некий миф, согласно которому национально мыслящего Звиада свергли российские агенты и криминалы, что и положило начало всем нашим бедам. Этим мифом ныне пытаются полностью перекрыть безудержную истерию, проявившуюся в действиях тогдашней власти по отношению к политическим оппонентам и этническим меньшинствам. Грузинский либерализм родился именно на этом истерическом фоне как альтернатива этноцентризму и своеобразному мессианистскому провинциализму. Родился на пустом месте, так как в советский период либеральное мировоззрение практически не фигурировало ни в грузинской культуре, ни в диссидентских кругах.
Либеральный дискурс, возникший и постепенно развившийся в среде грузинских деятелей девятнадцатого столетия, после победы большевиков был полностью подавлен. Традиция была прервана, и это факт глубоко повлиял на нынешний грузинский либерализм, заложив в его основу полное отрицание, негацию. На передний план вышло отмежевание от определенных представлений и взглядов, отказ от них, а не ориентация на либеральные ценности как таковые.
Это оказалось очень важным, можно сказать, определяющим фактором формирования в Грузии весьма оригинального понимания либерализма. Мы имеем бессистемное объединение определенной атрибутики и характерных признаков, являющееся не столько системой ценностей, сколько «фирменным знаком», в котором куда в большей мере присутствует эмоция, нежели рацио, и который ниже я условно буду называть «грузинским либерализмом».
Особенности национального либерализма
Ниже я попытаюсь перечислить и кратко описать те характерные признаки, которые создают облик грузинского либерализма в целом.
А) Скептически-ироничное отношение к грузинской культуре и бытовым традициям.
Это необходимое, можно даже сказать – определяющее, свойство грузинского либерала, ибо всё остальное проистекает из него. В данном случае иметь хоть какое-либо представление о самой этой культуре совершенно не обязательно.
Для нашенского либерала критическое мышление чуждо. Он целиком оперирует клише-стандартами и к тому же руководствуется принципом зеркальной симметрии: все, что последователи мифопоэтического национализма идеализируют, нашенские либералы считают провинциализмом и отсталостью. Ну а поскольку те идеализируют почти все, то и эти надсмехаются почти над всем. Чем больше сарказма, тем выше степень либеральности.
Б) Антицерковность.
Это крайне важная характеристика, в последнее время постепенно приобретающая статус одного из самых определяющих атрибутов. Вообще, либеральное мировоззрение ставит выше всего личную свободу и религию рассматривает также в контексте личностного выбора человека, но нашенский либерализм фактически отрицает этот выбор. Грузинский либерал почти обязан всячески демонстрировать резко негативное отношение как к Грузинской православной церкви, так и к православной вере как таковой. Когда в адрес властей слышны обвинения типа, что «они-де разрушают храмы», то авторы этих обвинений даже не подозревают того, что фактически они ведут в либерально настроенном обществе агитацию за команду Саакашвили.
Данный атрибут практически является продолжением первого постольку, поскольку православие признается частью традиционно-грузинской культурной идентичности, то есть считается частью той культуры, которая по определению признается провинциальной и антилиберальной. Поэтому католицизм и протестантизм, равно как и буддизм или мусульманство, не вызывают в нашенских либералах никакого протеста. Грузинский либерализм борется только с православием и ведет эту борьбу с ним прежде всего как с культурной доминантой. В данном случае содержание религиозного учения само по себе второстепенно.
В) Запад как альтернатива
Грузинский либерализм является прозападным не столько из-за ориентированности на западную (европейскую) культуру, сколько из-за того, что «западное» воспринимается им как альтернатива «грузинского». Для нашенского либерала грузинская цивилизация никоим образом не является частью цивилизации западной. Западная цивилизация – это цель; задача, которая должна быть решена не путем интеграции в западную культуру грузинской традиционной культуры, а только через ее преодоление. Такая прозападность является чисто деструктивной и рефлекторной. Многообразие самой западной культуры нашенского либерала не интересует, он воспринимает Запад как нечто нивелированное и автоматически отбрасывает все общие с ним сходные признаки. Поэтому Грузию в меньшей степени сравнивают, скажем, с Италией, Грецией или Португалией, то есть со странами, бытовая культура которых близка к грузинской. Зато проводят аналогии с гораздо более отличающимися от нее Америкой, Англией или Голландией.
Вообще, для нашенского либерала важнее зафиксировать различие, а не сходство. Он ищет не точки соприкосновения, а разделительные барьеры. В сущности, грузинский либерал и антизападный изоляционист воспринимают западную культуру одинаково, но с единственным различием: то, что для изоляциониста минус, то для либерала – плюс. Оба считают, что западная и грузинская культуры несовместимы, но изоляционист стоит за сохранение своей культуры, а либерал является сторонником её замены.
Г) Элитизм
«Да это ведь Бантустан, Бантустан!» - вот так обычно характеризовал Грузию в своем ближнем кругу покойный ныне Зураб Жвания, один из отцов-основателей современного грузинского либерализма.
После того изменилось немногое. В определенной дозе элитарность вообще характерна для либералов, но у нас немного другой случай. Выражение «народ тёмен» в той же мере является фундаментальной аксиомой для грузинского либерализма, как и тезис об отсталости грузинской культуры. Одно дополняет и укрепляет другое. И раз абсолютное большинство общества пребывает в темноте и невежестве, то те, кто отмежевываются от него, автоматически становятся членами элитарной касты «прогрессивного меньшинства». Можно утверждать, что грузинское либеральное сообщество ныне превратилось приблизительно в такую касту.
Смотрите, кто говорит...
И в заключение о самом, наверное, главном – о языке...
Это – самое главное с точки зрения той рефлекторности, которая фактически и выводит грузинский либерализм за рамки рационализма. Эта рефлекторность выражается, прежде всего, в категорическом неприятии риторики, фразеологии и слов определенного типа и, с другой стороны, в использовании весьма специфичного языка, «языка проектов».
Отождествляемую с отсталостью и провинциализмом неприемлемую лексику мы можем условно разделить на две категории: «коммунистическую» и «ультранационалистическую». К первой категории относятся такие слова и фразы, как, например, «отрасль», «специалист», «индустрия», «трудовое крестьянство», «тяжелая промышленность», «сельское хозяйство», а ко второй – «пастырь», «эрискаци» (человек, живущий ради своей нации), «амагдари» (человек, внесший большой вклад в развитие своей нации), «сулмнати» (человек – духовный идеал), «издревле», «дзирдзвели» (древний в своей основе), «плевок в душу», «национальное дело», «мужчина, годный в отцы», «спасение Грузии» и т.д. Существуют и коммунистическо-ультранационалистические комбинации, такие, как, к примеру, «Промышленность спасет Грузию».
Во всем этом есть и какая-то правда, хотя лжи и фальши – значительно больше. Правда состоит в том, что язык – это вообще живой, постоянно испытывающий на себе обновление и модернизацию феномен. Старые слова и грамматические конструкции заменяются новыми и это очень динамичный процесс. Естественным образом меняется и современный грузинский язык, отображающий новые реальности, но здесь речь идет не об этом. В нашем случае главным является то, что как бы вошедший к нам из романа Оруэлла «новояз», т.н. «язык проектов» (пользуюсь случаем и благодарю за изобретение этого термина моего друга Нино Гогуадзе), превратился в определенный пароль, кодовый знак, при помощи которого истинные грузинские либералы могут узнавать друг друга. «Коммунистическая» или «ультранационалистическая» фразеологии воспринимаются ими точно таким же образом. Достаточно чтобы человек о ком-то сказал: мол, вон тот – «отраслевой специалист», и перед грузинским либералом в ту же самую секунду зажигается сигнал: сказавший такое – не из его касты, и что бы тот потом ни говорил, какую бы мудрость ни изрек, либерал его слушать все равно не станет.
Наиболее интересно то, что если коммунистическо-бюрократическая и художественно-националистическая фразеологии очень часто использовались для облагораживания какой-либо примитивной мысли, а иногда и для маскировки отсутствия какой бы то ни было мысли вообще, то и у «языка проектов» функция точно такая же. Для иллюстрации этого я приведу один пример – вернее, два.
«И я особо попросил бы читателя сейчас же хорошенько запомнить: «документальная проза» (или «украшенные» при участии художественного искусства «овеществленные дела») подразумевает лишь художественную передачу исторической правды, а не придумывание несуществующей «истории». И эти книги, которые я пишу «ради восстания» души и пепла наших предков, от начала и до конца в своей «овеществленной художественности» стоят на службе реальной исторической науки. В них через последовательный художественный сказ передается то (те овеществленные дела), что науке удалось, в основном, открыть и установить. Поэтому читатель должен полностью им довериться».
Это фрагмент из известного бестселлера Левана Саникидзе «Сабли без ножен». Комментарии, наверное, излишни. Не может быть никаких сомнений в том, что после ознакомления с этим фрагментом ни у одного грузинского либерала не возникнет ни малейшего желания эту книгу прочитать.
Но зато грузинский либерал способен с абсолютным спокойствием прочесть значительно более бессмысленный текст только потому, что он написан на «языке проектов».
Например, такой:«Школьное образование должно развивать в подростке способность правильно определять государственные, культурные, экономические и политические интересы своей страны и предоставлять ему возможности для активных действии и принятия добропорядочных решений... Школьное образование должно обеспечивать развитие у подростка тех способностей, которые дадут ему возможность использования уже существующего опыта и достижений для создания новых материальных, интеллектуальных и духовных ценностей».
Вроде бы совершенно очевидно, что создание учеником новых духовных ценностей никак не может быть целью школьного образования. Точно так же совершенно не ясно, каким образом должен ребенок научиться в школе «правильно определять государственные, культурные, экономические и политические интересы своей страны». Но все дело в том, что данный текст – это не писулька какого-то упрямого неуча, а выписка из официального программного документа Министерства образования и науки под названием «Национальные цели общего образования».
Этот документ конечно же шедевр, но главным здесь является то, что грузинским либерал-интеллектуалам данный текст никакого неудобства не причинил (хотя, повторю еще раз, с точки зрения содержательности он гораздо хуже приведенного выше изысканного фрагмента из книги Левана Саникидзе), и никто из них не высказал по этому поводу ни одного критического замечания. Причина проста: язык – это пароль. Сама стилистика этого бессмысленного пассажа указывает грузинскому либералу на то, что данный текст написан членом его касты, «правильным типом». Остальное уже не имеет значения.
Заключение
Вот такой либерализм утвердился у нас в Грузии, и нечего удивляться тому, что из учения, доведенного до уровня рефлексии, выпало самое главное: личность. После этого не стоит удивляться и тому, что не имевшие ни малейшего отношения к либерализму действия команды Саакашвили многими воспринимались именно как либеральные реформы. Так происходило, в частности, и потому, что эти действия описывались языком проекта, а вот критиковали их с чересчур излишней изысканностью. Парадоксально, но факт. А ведь достаточно чисто теоретически представить себе встроенного в систему грузинского либерализма Человека, как вся эта система разрушится. Ведь в таком случае грузинскому либералу придется взглянуть на собственную культурную идентичность, религию и массу других вещей под несколько иным углом зрения. По моему глубокому убеждению, сегодня наибольшей проблемой грузинских либералов является отнюдь не невежество народа или ретроградность грузинской культуры, а сам либерализм, т.е. фиксация человеческой личности в качестве центральной фигуры либеральных ценностей.
Только после этого грузинскому либерализму суждено стать не только истинным, но и дееспособным. Хорошо понимаю, что преодолевать привычные клише очень сложно, но иначе большая часть грузинского либерального общества будет просто обречена на маргинализацию. А с маргинальных позиций менять что-либо в обществе невозможно. Утверждение либеральных ценностей в Грузии может произойти только в том случае, если эти ценности станут органичной частью национальной культуры. И это не является чисто грузинской спецификой. Всюду так было, так есть и так будет. Других прецедентов мировая история не знает и, полагаю, не будет знать никогда.
Статья для публикации подготовлена при поддержке регионального представительства фонда Генриха Белля в Грузии. Взгляды и соображения, высказанные в ней, могут не совпадать с воззрениями фонда.
